 |
|
Библейский справочник -
Библейская критика: Юлиус Велльхаузен
|
|
Книга "Введение в историю Израиля"
|
Юлиус Велльгаузен.
|
|
II Цар. XI 4) В седьмой год решился Иодай, взял начальников карийцев и телохранителей; велел им придти к нему в дом Ягве. Ягве и заключил с ними союз и клятву и показал им царского сына 5) И приказал: вот что вы должны делать: треть из вас, те, которые ходят домой в субботу и несут службу в царском дом 6) треть в воротах Иесод и треть в воротах сзади тело-хранителей и вы должны нести службу в доме...) 7) И две другие трети, которые приходят в субботу и несут службу при царе в доме Ягве:
8) Вы должны окружить царя, каждый с обнаженным
оружием, и кто проникнет в ряды, тот должен быть умерщвлен,
и вы должны быть всегда с царем, куда бы он ни пошел. 9)
И начальники сделали все так, как им сказал жрец Иодай и
взяли каждый своих людей, уходящих в субботу и приходящих
в субботу, и пришли к жрецу Иодаю. |
II Хрон. XXIII 1. В седьмой год ободрился Иодай и взял начальников: Азарию, сына Иорама, Измаила сына Иоанана, Азарию, сына Овида, Маасею, сына Азии, и Елисафа, сына Захарии в союз с собою, 2) и они пошли кругом по Иуде и собрали левитов из всех Иудейских городов и старейшин родов Израиля и пошли к Иерусалиму; 3) и вся община заключила союз в доме божием с царем. И он сказал им: вот царский сын должен царствовать, как Ягве говорил о сынах Давида; 4) вот что вы должны сделать: треть из вас, которая приходит в субботу, из жрецов и из левитов должна охранять пороги, 5) треть из вас должна быть в доме царя и треть в воротах Иесод и весь народ во дворах дома Ягве; 6) и никто не должен входить в дом Ягве, кроме жрецов и служащих из левитов; они могут войти, ибо они освящены, а весь народ пусть соблюдает порядок, установ-ленный Ягве; 7) и левиты должны окружать царя, каждый с обнаженным оружием, и кто войдет в храм, должен быть убит, и они Должны быть всегда с царем, куда бы он ни пошел. 8) И левиты и весь Иуда сделали все так, как им приказал жрец Иодай, и взяли каждый своих людей, уходящих в субботу и приходящих в субботу, так как жрец Иодай не отпустил смену. 9) И жрец Иодай дал начальникам копья, щиты и доспехи царя Давида, которые были в дом божием, и поставил весь народ, каждого с оружием в руке, от южной стороны храма кругом до северной стороны, около жертвенника и храма и вокруг царя. И они вывели царского сына и надели на него диадему и браслеты и сделали его царем, и помазали его, Иодай и его сыновья и сказали: да здравствует царь! |
Разве возведение на престол Иоаса могло происходить при содействии гвардии иудейского царя, как некогда происходило возведение на царство Соломона? Разве мог первосвященник клясться вместе с начальниками в доме Ягве и самолично дать распоряжение ввести в ограду храма полуязыческих наемников? Это было бы мерзостью по отношению к закону, и нельзя поверить, чтобы такой святой человек был на нее способен. Почему Иодаю не употребить в дело свою собственную гвардию - мириады левитов, готовых к его услугам? Это было единственно правильный и, следовательно, действительно имевший место образ действия, решил хронист. "Никто не должен входить в дом Ягве, кроме жрецов и несущих службу из левитов": сообразно с этим основным положением, придуманным самим хронистом (23, 6; срав. ст. 7 в храм вместо в ряды), наш благочестивый историк на место карийцев и телохранителей ставит своих жрецов и левитов. Эта замена передвигает и Иодая на место, подобающее ему, как суверену храма и общины. Теперь ему уже не нужно тайком составлять заговор с начальниками гвардии; через своих духовных офицеров он созывает в храм левитов и старейшин родов из всех городов Иуды и заставляет там все собрание заключить союз с молодым царем. Но надо представить себе, какое кричащее противоречие неминуемо получается вследствие такого закрашивания отдельных частей старой картины. Если Иодай располагает такой неограниченной властью и действует совершенно открыто во время производимой им революции, то действительная власть находится в его руках, а не в руках Гофолии - для чего же тогда он столько хлопочет чтобы сместить незаконную властительницу? Разве только из пристрастия к Торжественным церемониям с участием левитов? Далее, что должны делать офицеры, сохранившееся в XXIII, 1, 9, а в стихе 14 прямо названные военными офицерами, если солдаты у них отняты или превращены в нечто другое? Может быть левиты имели военную организацию и в три очереди несли каждую неделю службу в храме? Комментаторы склонны сочинять такие вспомогательный гипотезы; они могут продолжать их до бесконечности, но не достигнут цели, ибо одна ошибка рождает другую. Можно еще упомянуть 23, 8, в качестве особенно поразительного примера того, как мстит за себя способ действия хрониста. Слова: и они взяли каждый своих людей и т. д. заимствованы из книги Царей, но там подлежащее - начальники, а здесь левиты и все иудеи; выходит, как будто у каждого левита и Иудея были свои люди, которые по субботам приходили и уходили.
Не менее поучительно сравнение II Царей XII, 5-17 со II Хрон,
XXIV, 4-14. По Книге Царей Иоас сделал распоряжение, чтобы все
посвящаемые храму денежные дары впредь шли жрецам, а на жрецов
за это возлагалась обязанность держать строения в должном порядке.
Но жрецы деньги брали, а ремонта не производили, а когда царь
стал за это порицать их, и в особенности Иодая, то они отказались
от получения денег, чтобы не иметь хлопот. Тогда царь поставил
нечто вроде божьей кружки - сундучок с отверстием, рядом с жертвенником,
"как войдешь в храм - направо"; жрецы должны были бросать
туда поступающие в храм деньги, за исключением штрафов и вькупов,
которые оставались в их пользу. Когда сундучок наполнялся, то
царские писцы и верховный жрец высыпали деньги, взвешивали их
и отдавали мастерам для расплаты с рабочими; ни одной доли этих
денег нельзя было обратить на изготовление священной утвари, как
определенно сказано в стихе 14. Это учреждение царя Иоаса осталось
надолго и существовало еще во время Иосии (П Царей XXII, 3 и след.).
Для автономной иерократии божией милостью такой самовластный образ
действии Иоаса был совсем неподходящим. По закону, поступающие
в храм денежные приношения шли жрецам; никакой царь не мог отнять
их у жрецов и распоряжаться ими по произволу. Как мог Иодай отказаться
от своего божественного права и потерпеть такое оскорбление величества
святыни? Как оказалось возможным, чтобы он получил выговор за
свое первоначальное пассивное сопротивление противозаконному требованию?
Как вообще жрецы могли быть призваны царем к ответу в их собственном
ведомстве? Книга Хроник знает это лучше нас. Гнусная Гофолия опустошила
и разграбила храм; поэтому Иоас решил восстановить его и для этой
цели приказал собрать со всего Израиля через левитов деньги. Но
так как левиты не спешили с этим делом, то он сделал сундучок
и поставил его снаружи в воротах святилища: тогда народ устремился
к нему, и с радостным усердием и знатные люди и мелкий люд клали
свои даяния в сундучок, пока он не наполнился до верху. Когда
привратники возвестили об этом, пришли царские писцы и уполномоченный
первосвященника; царь и первосвященник заплатили рабочим, а что
осталось, было перелито в драгоценные сосуды (П Хрон., XXIV, 5-14).
Таким образом, Иоас не делает никаких распоряжений относительно
священных приношений, но производит чрезвычайный сбор, подобный
тому, который когда-то произвел Моисей для построения скинии собрания:
отсюда вытекает и все остальное. В книге Царей дело идет о постоянном
учреждении, а в Книге Хроник об единичном событий; вместо постоянно
необходимого ремонта храма, в Книге Хроник идет речь об экстренном
восстановлении его и только ради этой преходящей цели выставляется
кружка, которая при этом стоит не у жертвенника, а в воротах.
Клиру, и именно левитам, предъявляется требование только о производстве
сбора, а не о том, чтобы они заплатили за строительные работы
из священных доходов; вследствие этого левиты заслуживают упрека
не за то, что они оставляют себе деньги, но за то, что они неохотно
принимаются за сбор. Но оказывается, что левиты имели полное право
противиться требование царя; царю достаточно только поставить
кружку, и она уже через край засыпана добровольными дарами стекающегося
к ней народа, так что остается еще некоторая сумма для других
целей, которые, конечно, определенно исключены в Книге Царей.
Иоас вообще не отдает никаких приказаний жрецам; в частности,
Иодай вполне равноправен с ним: если царь посылает своих писцов,
то и первосвященник является не лично, а посылает своего представителя.
Но и здесь многие новые заплаты не подходят к старому платью,
как показывает де Ветте (I, стр. 100); книга Хроник молчаливо
отдает должную честь древнейшему рассказу, так как в конце концов
она заставляет Иоаса отпасть от моисеева закона и отречься от
почтительной благодарности, которою он
-174 -
был обязан по отношению к первосвященнику: это результат воздействия
того неприятного впечатления, которое хронист мог вынести не из
своего собственного рассказа, но только из рассказа книги Царей
о неподобающем вмешательстве в дела святилища и жрецов этого царя,
хотя и благочестивого.
Хронист пожинает плоды допущенного им извращения рассказа IIЦарей
12 при передачи близко родственного и тесно связанного с указанной
главой рассказа II Царей ХХII, 3 - 10. Стоит и на этот раз сопоставить
параллельные рассказы книги Царей и книги Хроник.
|
II Цар. XXII, 3.
|
II Хроник XXXIV, 8. |
Книга Хроник разрушила созданную учреждением Иоаса почву, которая дала жрецу возможность подсунуть Саффану книгу закона, и заменила ее другою: храм был, будто бы, разорен при предшественниках Иосии, а при Последнем левиты обошли весь Израиль, собрали с него деньги и сложили в кружку. При опорожнение этой кружки жрец и должен был, будто бы, найти книгу (ст. 14, ср. Второз. 31, 20), хотя при этом были Саффан и два других статиста, прибавленные в ст. 8, которые должны были также принимать участие в находки; но их участие исключается стихом 15 ( - II Цар. 22, 8). Сюда присоединяются еще другие недоразумения; в частности, производители работ (muphkadtm), которые в первоначальном рассказ получают деньги для расплаты, низведены на степень простых работников, от которых они в книге Царей различаются; в то время, как по книге Царей они поступают честно и верно при платеже денег, по кн. Хроник они производят честно и верно работу. Быть может, здесь со стороны хрониста не простое непонимание; возможно, что он придал такой оборот делу в силу стремления по возможности удалить светские руки от святыни и в особенности передать руководство постройкой левитам (ст. 12 - 13). Насколько далеко в этом отношению шла мнительность в позднейшее время, видно хотя бы из того, что Ирод для построения своего храма приказал научить жрецов каменному и плотничному делу ("JOS. Аnt., 15; 390). Два любопытнейших варианта кн. Хроник с первого взгляда совсем незаметны. В ст. 18 Хрон. слова оригинала: он прочитал книгу царю, изменены так: он читал из ней царю и ранние в стихе 15 (И Хелкия дал книгу Саффану) выпущены слова оригинала: и тот читал ее. По кн. Царей, книга закона была очень небольшого объема, но автор кн. Хроник представляет ее себе в виде всего Пятикнижия.
- 176 -
В дальнейшем изложении, впрочем, книга Хроник буквально повторяет
рассказ книги Царей (II Цар, ХХП, II - XXIII, 3 - II Хрон., XXXIV,
19 - 32); только чрезвычайно важный отрывок книги Царей, XXIII,
4 - 20, заключающей в себе подробное описание насильственной реформации
Иосии, пропущен и заменен ничего не говорящим замечанием, что
царь удалил всю мерзость из Израиля (34, 33); но тем подробнее
описано Торжественное празднование Пасхи, устроенное царем (гл.
35). Хотя хронист сообщает об открытии и опубликовании книги закона,
он, тем не менее, не хочет этим сказать, что закон стал действовать
в истории только с этого момента и сразу должен был приобрести
столь огромное значение. Нет, со времен Моисея закон был основанием
общины и во все нормальные эпохи сохранял силу и действие; только
временами этот жизненный принцип теократии мог терпеть унижете
от дурных царей, но с тем, чтобы тотчас после прекращения гонений
снова возвратить себе силу и могущество. Как только Ахаз навыки
закрыл глаза, Езекия в первый же месяц первого года своего царствования
восстанавливает моисеев культ; и как только Иосия достиг совершеннолетия,
он сейчас же загладил ВСЕ прегрешенья своего отца. Так как Иосия
при вступлении на престол был еще очень молод, то, чтобы соблюсти
некоторую благопристойность, хронист избрал вместо восьмого года
жизни Иосии восьмой год его царствования и перенес на это время
великую реформацию, которую царь на самом деле предпринял гораздо
позже (XXXIV, 3 - 7; и Цар. XXIII, 4 - 20), Благодаря этому, реформация
счастливым образом потеряла исторические мотивы и характер новшества,
и, наоборот, стала просто, так сказать, выпрямлением пружины после
удаления нажимающей силы. Тучи разбегаются при свете солнца -
закона, и оно сияет опять также, как и раньше; его свет не имеет
степеней, но блестит с самого начала с одинаковою силой. То, что
сделал Иосии, с буквальною точностью сделал до него уже Аса, потом
Иосафат, потом Езекия; их реформы это не ступени прогрессивного
развития, но все одинаково проникнуты одним и тем же высшим содержанием.
Таково влияние трансцендентного моисеева закона, неспособная ни
к каким переменам и росту, на историческое миросозерцание; следы
его заметны уже в Книге Царей, но в книге Хроник они несравненно
более ощутительны.
3. Помимо того, что история Иуды в Книге
Хроник изображает непрерывное существование легитимного культа
в Иерусалиме, она имеет еще другую поучительную цель. В царстве
Ягве действует не естественный и человеческий прагматизм, а божественный.
Для того, чтобы дать ему выражение, там существуют
- 177 -
пророки, непрерывной цепью идущие рядом с царями и первосвященниками;
они связывают деда людей с событиями мирового процесса и пользуются
священной историей, как темой для своей проповеди, иди как собранием
примеров, показывающих моментальное действие правосудия Ягве.
При этом в их проповеди нет ничего нового и свободного; они, как
и сам Ягве, только применяют закон Моисея, предвещая по шаблону
счастье или несчастье, судя по тому, верно ли исполнялся закон
или, напротив, он был в пренебрежении. Конечно, их предсказания
в точности сбываются, и таким образом получается прямо изумительное
согласие между внутренней ценностью и внешнею судьбою. Грех нигде
не остается без наказания, и нигде несчастье не случается без
вины.
В 5-м году царствования Ровоама Иуда и Иерусалим были опустошены
фараоном Сусакимом (I Цар., 14, 25). Оказывается, что три года
Иудеи ходили по путям Давида и Соломона и три года, поэтому, они
были сильны и получили подкрепление в лице пришедших из северного
царства жрецов, левитов и других благочестивых людей (II Хрон.,
11, 17); но затем, на 4й год, когда царство Ровоама усилилось
и окрепло, он оставил закон и весь Израиль с ним (12, 1) - и вот,
на пятый год последовало вторжение Сусакима. Оно возвещено пророком;
и вследствие этой беды царь со своим народом смиряется и отделывается
сравнительно счастливо - ибо он удостаивается царствовать еще
двенадцать дет.
Аса в старости лишился употребления ног (I Цар., XV, 23). Как
рассказывает книга Хроник (И, 16, 12), он умер от очень опасной
болезни на 41 году своего царствования, после того как несколько
раньше, уже в позднюю пору своего правления, он потерпел несчастье.
В чем была его вина? Он призвал против израильского царя Ваасы
на помощь, вместо бога, иностранца, сирийского царя. Но Вааса
жил только до 26 года правления Асы; значит это злое дело должно
было происходить раньше. Однако, тогда была бы неясна связь этого
дела с наказанием, которое царь понес только в конце своей жизни.
Поэтому кн. Хроник переносит поход Ваасы против Иерусалима и устроенное
вследствие этого Асой нападение сирийцев на Израиля на 36ой год
царствования Асы (16, 1). Делалось меткое замечание, что в это
время Вааса был уже давно в могиле; поэтому хотели исправить цифру
36 на 16, не замечая, что первая половина царствования Асы определенно
характеризована, как счастливая, что по XV, 19, уже настал 35й
год царствования Асы, и что, следовательно, такая поправка разрушает
связь предыдущего с по
178
следующим (16, 7 и сл.). Именно вследствие преступного привлечения
сирийцев выступает неизбежный пророк (16, 7) и возвещает обычную
угрозу. Это Анами, северный израильтянин (16, 7); но Аса обращается
с ним, как со своим собственным подданным, набрасывается на него
и сажает его в кутузку. Этим поступком царь увеличивает и ускоряет
наказание, которое и приносит ему гибель на 41 году его царствования.
Иосафат, благочестивый царь, как рассказывает I Цар. 22, принимал
участие в походе нечестивого царя израильского Ахава против Дамаска.
Кн. Хроник не может оставить такой грех безнаказанным, и потому,
когда Иосафат возвращается с миром домой, сын пророка Анании назначает
ему наказание, впрочем, довольно милостивое (19, 1 - 23). и действительно,
наказание милостиво: моавитяне и аммонитяне нападают на страну,
но Иосафат одерживает над ними блестящую победу, без всяких хлопот
со своей стороны, и захватывает неизмеримое количество добычи
(20, 1 и сл.). Хронист не может забыть также Иосафату, что он
еще раз вступает в союз с преемником Ахава для совместной морской
экспедиции, которая должна была отправиться из одной гавани Красного
моря, вероятно кругом Африки, в Тарсис (Испания, II Хрон. 9, 21).
На этот раз он был наказан строже: как предрекает ему Елгада,
сын Один, корабли терпят крушение. Любопытно сравнить эту версию
с оригиналом, I Цар., ХХII, 49 - 50: "Иосафат построил
тарсийские корабли, чтобы ехать в Офир за золотом, но плавание
не состоялось, потому что корабли разбились в гавани на Красном
море; тогда Охозия, сын Ахава, просил о том, чтобы его рабы участвовали
в плавание, но Иосафат отказался". Таков рассказ оригинала.
Но в Книге Хроник несчастье должно мотивироваться морально, и
поэтому Иосафат должен был заключить грешный союз с самарянами,
от которого он в действительности отказался, конечно, вовсе не
из за религиозных сомнений.
Как рассказывает книга Царей (П, В, 18), Иорам, сын Иосафата,
вел себя очень дурно; книга Хроник увеличивает его преступление
и в особенности старается добавить заслуженное им возмездие (21,
4 и сл.). Илии, правда, уже давно уехАвииему на огненных конях
на небо (II Цар., 3, 11 и сл.), приходится написать грешнику письмо,
угрозы которого затем Ягве самым обязательным образом приводит
в исполнение. Сначала Иорама стеснили филистимляне и арабы, а
затем он впал в неизлечимую болезнь внутренностей; Ягве мучил
его этою болезнью в течение многих лет и, наконец, привел ее к
концу самым ужасным образом (21, 12 и след.). В согласии с этим
божественным
179
приговором, народ отказывает покойнику в царских почестях и хоронит
его отдельно от его отцов (в противность II Цар. е, 24).
Иоас по II Цар.12 был благочестивым государем, но его постигло
несчастье: ему пришлось откупиться огромною суммою денег от сирийского
царя Азаила, осаждавшего Иерусалим, а в конце концов он погиб
от руки убийцы. Книга Хроник знает, чем он заслужил такую судьбу.
В словах книги Царей: "он делал угодное Ягве все дни своей
жизни, так как его наставлял жрец Иодай" (II Цар. 12,
3), хронист изменил конец следующим образом: все дни жреца Иодая
(24, 2). Именно, после смерти своего благодетеля он стал богоотступником
и отплатил ему в лице его семейства самой черной неблагодарностью;
и вот в конце этого же года на него нападают сирийцы, а во время
их отступления его постигает ужасная болезнь, которая делает его
несчастье еще более ужасным; во время болезни его убивают (24,
17 и сл.).
Амасию разбил, взял в плен и чувствительно наказал Иоас, царь
Самарии, которого он дерзко вызвал на борьбу (II Царей 14, 8 и
сл.). Почему? Потому что он поставил в Иеруеалиме доставшиеся
ему в добычу эдомские идолы и служил им (II Хрон. 25, 14). Как,
он предпочитает Ягве награбленные идолы побежденного народа, и
в тот момент, когда Ягве разбил их? После такого отступничества,
для которого, действительно, всякое наказание слишком легко, слуги
царя составляют против него заговор и убивают его (25, 27) - и
все таки в стихе 25-ом хронист, согласно с книгой Царей (14, 17),
уверяет, что Амасия на 15 лет пережил своего противника Иоаса.
0зия, один из лучших царей Иудейских, заболел проказой и должен
был предать управление царством своему сыну Иоафаму (II Царей
16, 5). "Именно, прибавляет книга Хроник, он сделался очень
могущественным, и тогда возгордилось сердце его на погибель ему,
и он стал оскорблять Ягве, своего бога, и вошел в храм, чтобы
курить на курительном жертвеннике, и тогда жрец Азария и восемьдесят
его товарищей воспротивились царю и сказали: тебе не подобает
курить, но только сынам Аарона, которые посвящены для этого; и
тогда царь разгневался и не выпускал из руки сосуд с курениями.
и тогда выступила проказа у него на лбу, и жрецы выгнали его оттуда
(XXVI, 16 - 20). Вот и вся загадка.
Ахаз был никуда негодным царем, но кое как выпутался из затруднения,
в которое его поставило вторжение сирийцев и израильтян, вступивших
в союз: он отдал свое царство в
180
качестве вассального владения ассирийскому царю Тиглате-Пилесеру
(II Царей 16, и и сл.). Но книга Хронйк никак не может позволить
ему откупиться такой дешевой ценной. По книге Хроник, он попал
в руки врагов, одни израильтяне убили 120000 Иудеев, в том числе
царского сына и самых знатных царских слуг, и увели в Самарии
200000 женщин и детей и огромное количество добычи всякого рода.
Кроме того, на Ахаза напали эдомитяне и филистимляне; а ассирияне,
которых он призвал на помощь, не поняли его и двинулись с враждебными
намерениями к Иерусалиму; конечно, города они не завоевали, но
без всякого труда получили Иерусалимские сокровища, отданные им
самим царем (XXVIII 1 - 21).
Самый худший государь в Книге Царей - это Манассия; однако, он
ненарушимо держал в руках бразды правления 55 лет, дольше любого
другого царя (II Цар. XXI, 1 - 18). Книге Хроник приходится убрать
с пути этот камен преткновения. Она рассказывает, что ассирияне
увели Манассии в цепях в Вавилон, но там Манассия взмолился Ягве,
и тогда Ягве опять поставил его над его царством; после этого
царь уничтожил в Иудее служение идолам (ХXXIII, 11 - 20). Таким
образом, с одной стороны Манассия не избегает наказания, а с другой
стороны объсняется продолжительность его царствования. Конечно,
в новейшее время, чтобы доказать достоверность этих сообщении,
призывают на помощь одну ассирийскую надпись, из которой следуете
что Манассия платил дань Асаргаддону. Следовательно, говорят он
попал к ассириянам в неволю, а отсюда следует, что он был уведен
ими в оковах. Быть может, более правильными хотя и не таким скорым,
будет тот вывод, что он в качестве данника сидел на Иудейском
троне, а не в вавилонской тюрьме. В действительности же рассказ
о временном смещении с трона Манассии совершенно аналогичен с
рассказом о том, как Навуходоносор временно питался травою. Недостоверность
этого интермеццо, совершенно прозрачного по своим мотивам, подкрепляется
не только молчанием книги Царей, которой в этом деле пришлось
поистине плохо, но также напр., словами Иеремии (15, 4). Ведь
если Иеремия говорит, что по вине Манассии весь Иуда и Иерусалим
должны быть преданы уничтожении, то эти слова вовсе не предполагают,
чтобы грех царя был уже искуплен и очищен им самим.
Иосия при Мегиддо потерял сражение и жизнь; чтобы оправдать такой
конец, Иосии присвоена также вина: он не послушал слов фараона
Нехо, отговаривавшего его от борьбы, между тем, как эти слова
были от самого бога (XXXV, 21 - 22). Наоборот
181 -
наказание безбожному Иоакиму увеличено: халдеи заковывают его
в цепи и увозят в Вавилон (36, 3). Конечно, это не так то легко
было сделать до взятия Иерусалима, которое случилось только в
третий месяц царствования преемника Иоакима. Последний Давидид,
Седекия, должен был быть строптивым и ожесточенным так как его
судьба была тяжелее судьбы всех его предшественников (36, 12 -
13); но судя по аутентичному свидетельству пророка Иеремии, в
действительности он меньше всего мог претендовать на эти качества.
Мы видим, как необыкновенно конкретные продукты получились при
исполнений плана этого, выражаясь эвфемистически, исторического
сочинения. Поэтому, определенность тех данных, которые дает только
книга Хроник, вообще нельзя считать доказательством их достоверности.
Рассказ об эфиопе Зарэ (2 Хрон., 14, 7 и след.) настолько же апокрифичен,
как и рассказ о Хусарсафеме (Суд. 3, 10). Правда, уже де-Виньоль
отожествлял первого с Озортоном Манетона; этот Озортон вновь открыт
на египетских памятниках в качестве Озортона, сына Сисака,но не
в качестве царя, возобновившего поход против Палестины; но Озортон
был египтянин, а Зарэ - эфиопом, и сходство их имен вовсе уже
не так разительно. Кроме того, если Зарэ был действительно историческим
лицом, то разве это помогло бы спасением неисторической связи?
Царь негров и ливийцев с миллионным войском идет против Иуды,
перескочив через Египет; Аса двигается навстречу врагам с 580000
человек, набранных в стране площадью еле-еле в 60 кв. миль, и
разбивает их в долине на севере от Морисы, так что ни одного врага
не остается в живых. Неужели достаточно точного обозначения местности,
чтобы этому рассказу верить, исключив по крайней мере нелепости
(хотя указание Марисы вместо Гефа как раз не говорит за древность
источника)? Но если мы удалим нелепости, то в остатке получится
нуль. Рассказ книги Царей (I, 15, 17 и сл.) о нападении израильского
царя Ваасы на Иуду и об образе действии Асы при этом нападении
дает в руки критики прямо убийственные доводы против достоверности
известия о великой победе, которую Аса перед этим должен был одержать
над эфиопами. Нисколько не лучше обстоит дело с победой Иосафата
над аммонитянами и моавитянами (II Хрон., 20); в основе здесь
очевидно, лежит отголосок и Цар., 3, где рассказывается об участии
Иосафата в походе против Моава и встречается та же характеристическая
черта: моавитяне думают, что их враги взаимно истребили друг друга,
и им остается только собрать добычу (3, 23, ср. и Хрон., 20, 23).
Когда нужно, враги всегда у
- 182 -
хрониста готовы: арабы рядом с кушитами (17, ии; 21, 16; 22, и;
26, 7), меунитяне (26, 7),филистимляне (17, ии; 21, 16; 26, 6
и сл.; 28, 48), аммонитяне (20, и; 26, 8; 27, 5), хотя существование
некоторых из этих народов немыслимо для древней эпохи уже только
в силу их имен. Такие известья, как например о том, что аммонитяне
были подвластны царям Озии и Иоафаму (26, 8; 27, 5), осуждены
прямо в силу их внутренней невозможности, не говоря уже о полном
молчании на этот с четь заслуживающих доверия источников; ведь
переходною ступенью к Аммону был Моав, а эта страна в ту эпоху
вовсе не была во власти Иудеев. Филистимляне, по историческому
плану хрониста, нужны в качестве мстительных врогов (21, 16; 28,
18); уже это одно возбуждает недоверие к предшествующим известиям
(17, ии; 26, 6 и сл.), что Иосафат обложил их данью, а Озия разбил
их; совершенно невероятно, чтобы Последний разрушид стены Азота
и построил в филистимской стране крепости (ср. Амос, I, 7). По
КНИГЕ Царей Озия вторично подчинить Эдома; Эдом в кн. Царей единственная
страна, на которую заявляют претензии Давидиды, и из за которой
ведут войны, между тем как Моав и филистимское царство (последнее
за исключением наиболее значительных городов) виртуально принадлежат
к области Израиля.
Триумфы, которыми кн. Хроник награждает своих любимцев, не оказывают
никакого влияния на истории; это только моменты, увеличивающее
блеск царствования любимых царей хрониста. Именно, успех всегда
оборотная сторона заслуги. Иорам, Иоас, Ахаз, изображенные отверженными,
не строят крепостей, не держат больших армий, не имеют большого
числа жен и детей; эти признаки благословения божия обнаруживаются
только в жизни благочестивых царей, к числу которых принадлежит
и, также Ровоам и Авия. Могущество является показателем набожности,
возрастает и падает параллельно последней. Вследствие этого нет
никакого смысла в том, что, напр., у Иосафата было свыше миллиона
солдат (17, 14 и сл.); они не нужны для войн, так как победу дает
бог и музыка левитов (гл. 20). В известиях о постройке крепостей,
регулярно повторяющихся в рассказах о благочестивых царях е),
конкретизированы обойдя замечания Ос. VIII, 14, II Цар., XVIII,
13, причем использованы некоторые традиционные элементы (напр.
Лахис). Нельзя доказать вымышленный характер всех этих извести,
но это в
183
действительности и не нужно: по 19, 5 выходит, как будто чуть
ли не все более или менее значительные города были укреплениями,
а в списки 11, 6 и сл. преимущественно встречаются названия, которые
были известны также и в после-пленную эпоху. Известия о том, что
Авия отнял у Иеровоама между прочим Вефиль, и что Иосафат назначил
наместников в ефремовы города, завоеванные его отцом (13, 19;
17, 2), возбудили бы в нас величайшее изумление, если бы они стояли
не в кн. Хроник. Для оценки фамильной истории Давидидов в особенности
важно и по форме и по содержании сообщение 13, 21: "и
Авия усилился и взял себе четырнадцать жен и родил двадцать два
сына и шестнадцать дочерей". Надо полагать, что эта плодотворная
деятельность падает на время царствования Авии и при том на время
после предполагаемой его победы над Иеровоамом; но он царствовал
всего на всего три года, и за это время один из его сыновей должен
был сделаться взрослым мужчиной (ср. 14, 1). В действительности
же у Авии вообще не было сыновей, так как ему наследовал его брат
*). После смерти Иосафата сначала
Иорам убивает всех своих братьев (21, 4) а потом арабы перебивают
всех сыновей Иорама, за исключением только одного (22, 1): кто
же из Давидидов остается еще на долю Ииуя, который убил их сорок
два человека (II Цар., 10, 14)? Словом, фамильная история дома
Давидова имеет точно такую же историческую ценность, как и все
прочее, что книга Хроник знает подробнее и лучше древнейших исторических
книг канона. Этому приговору не могут помешать даже имена и числа;
ведь хронист никогда не смущался такими мелочами, которые могут
придать истории вид точности.
4. Основа, заимствованная из книги Царей, проглядывает
повсюду и в только что разобранной части кн. Хроник, рассказывающей
истории Иуды после Соломона. Где рассказ книги Царей точен и подробен,
там и наш автор располагает более богатым и более интересным материалом,
например, в рассказах, касающихся Иудейско-израильских взаимоотношений
и храма (X, ХVIII, 23 и сл., ХХV, 17 - 23, 33 и сл.). В других
случаях он связан летописями, составляющими скелет книги Царей;
руководят им и при суждении об общей ценности того или
*) Само собою разумеется, что следует больше
полагаться на определенное и идущее из первоисточника известие
о том, что жена Ровоама, Мааха, была матерью и Авии и Асы, и что
последний лишил ее подобающего положения при дворе (I Цар., XV,
2, 10, 13), чем на другое известие, сравнительно легко объяснимое,
которое выдает преемника за сына предшественника (Ш<1., ст.
8).
- 184 -
другого государя, и при сообщении хронологических дат; впрочем,
сообразно со своим планом, хронист обычно выпускает синхронизмы
(13, и; 25, 25). Точно также и положительный данные летописей
о мероприятиях того или иного царя в области культа повторяются
в кн. Хроник по большей части с буквальною точностью и плавают,
точно обломки, сразу бросающиеся в глаза, в море праздничных Торжеств,
проповедей, хоров левитов, закона и пророков. И вот важная проверка
правильности всех полученных до сих пор результатов: все, что
в кн. Хроник не восходит к кн. Самуила и Царей, совершенно одинаково
и по внутреннему характеру, и по неуклюжему и часто непонятному
языку, очевидно, относящемуся к той эпохи, когда еврейский язык
уже вымирал, и, наконец, по манерному способу изображения, черпающему
жизненную силу исключительно из реминисценций 119).
III.
1. Там, где кн. Хроник идет параллельно
с древнейшими историческими книгами, она не обогащает традицию,
но лишь окрашивает ее мотивами современной ей эпохи. В цельной
картине, которую она дает, отражается не древность, но ее собственная
современность. В этом отношению мало чем отличаются списки поколений,
которые предпосланы исторической части кн. Хроник в качестве введения
(I Хрон., I - IX); они также имеют значение лишь для времени их
составления, причем безразлично, отражают ли они действительны"
отношения своего времени, или его представления о прошедшем.
Пристрастие к генеалогиям и спискам поколений, склеенным из генеалогическо-исторических
и этнографическо-статистических элементов, - характерная черта
иудаизма; слово jahes (список поколений) появилось только в позднейшую
эпоху вместе с соответствующим ему делом. Стали писать историческая
компендиумы в форме tholedoth (родословных) и juhasin (списков
поколений). Нить тонка, мало заметна и только с виду крепка и
связна; положительных утверждений немного, и все таки находится
случай отметить все достопримечательное. Находится и материал;
если есть начало и конец, то уже легко перебросить между ними
мост. То же самое стремление находит себе другое выражение в виде
склонности давать соединениям и отношениям человеческого общества
генеалогическое выражение, повсюду создавать искусственные фамилии
и связывать их родством. Мы слышим о родах книжников в Иависе,
о родах горшечников, садовников
185
И ремесленников, делающих виссон, о сыновьях золотых дел мастеров,
Торговцев маслом и сукновалов; эти корпорации выводятся на сцену
совершенно наравне с настоящими фамилиями. Расчленение персонала,
отправляющего культ, есть только самое последовательное образование
этой искусственной системы природы, которая была распространена
также на все другие социальные отношения.
Чтобы ближе познакомиться
с содержанием первых девяти глав кн. Хроник (и других списков,
связанных с ними), прежде всего следует обратиться к этногенеалогическому
обзору двенадцати колен Израиля (гл. II), оставив в стороне менее
заслуживающую внимания первую главу. Этот обзор по большей части
примыкает к данным жреческого кодекса (Быт. 46, Числ, 26) и то
больше, то меньше их расширяет. Разница только в том, что данные
жреческого кодекса должны иметь значение лишь для моисеевой эпохи,
а данные книги Хроник еще и для последующей, напр., для эпохи
Саула и Давида, Тиглате-Пилесера и Езекии. Но уже в эпоху судей
в отношениях колен произошли весьма значительные перемены. Дан
еще кое как удержался, а Симеон и Левий совершенно исчезли (Быт.
49, 7): в Благословении Моисея последний обозначает нечто совсем
другое, чем племя, а первый совсем не упомянут, хотя список племен
должен быть полным; уже во времена Давида Симеон был поглощен
Иудейско-эдомитскими племенами в той стране, в которую он когда
то ступил ногою. Такая же судьба постигла на восток от Иордана
первенца Лии, Рувима, но в более позднюю эпоху. В Благословении
Иакова он объявляется лишенным первенства, в Суд. 5 он осмеян
за свои претензии, которыми ие соответствовали дела; наконец во
Второз. 33, 6 выражается такое робкое и безнадежное желание: "пусть
живет Рувим и не умирает"; а царь Меша знает только,
что в той стране, которая собственно была наследием Рувима, живет
издавна муж из Гада. Но в Книге Хроник эти исчезнувшие племена
вновь появляются на поверхность, и не только Левий, который имеет
особое назначение, но также Симеон и Рувим (которых в данную минуту
мы исключительно имеем в виду); они существуют в качестве самостоятельных
двенадцатых частей Израиля в течение всей царской эпохи, вплоть
до разрушения израильского царства ассириянами 120). Это диаметрально
противоречит всякой достоверной традиции; предположение, что в
кн. Хроник дело идет только о столетнем продолжении существования
симеоновых и рувимовых родов внутри других колен, есть согласительная
гипотеза, выставляемая ради того, чтобы найти выход из затруднения;
- 186 -
недопустимо также никакое иное смягчение того факта, что в книге
Хроник эти погибшие и полумифические племена стоят без всякого
различия рядом с остальными. Весь обзор, благодаря этому, лишается
всякой исторической ценности, которая не может быть восстановлена
объективными по внешнему виду деталями. Действительно, могут ли
войны сынов Симеона и Рувима против арабов иметь больше значения,
чем войны против этих народов пустыни иудейских царей, которые
хронист сыплет щедрою рукою? Хоть бы не было, по крайней мере,
таких имен, как сыны Хама, меунитяне и агаряне (4, 40 и сл: 5,
10) и далее, что касается списков родов и генеалогий, то станут
ли они историческими от того, что составляющее их элементы для
нас темны и ускользают от нашей критики? Язык не дает никаких
основании предположить, что перед нами здесь цитаты из старинных
документов (У, 33, 38, 45; V, и сл., VII, 9 и сл.), а собственные
имена, как напр., Елиоеней и др. (4, 35 и сл.), не могут взять
своим архаистическим видом.
Из прочих колен, поскольку они принадлежали к Израилю, а не к
Иуде, рядом с Рувимом выводятся прежде всего заиорданские племена
(V, 11 - 26). Они перечислены (ссылается здесь хронист) в дни
Иоафама, царя Иудейского, и Иеровоама, царя израильского, причем
их численность достигала 44760 воинов; они выходили в поле против
агарян, итуреев, нафисеев и наватеев, одержали победу и получили
много добычи, "ибо к богу воззвали они, и он склонился
к их мольбе, так как они уповали на него". Но затем они
отпали от бога своих отцов, и в наказание Фул и Тиглат-Пилесер
увели их в Армению в Хавор и на реку Гозар. Кроме позднего Иудейского
языка, поучительного тона, и перечисления Рувима, Гада и половины
Манасии, здесь характерны изумительные и очень сомнительные сопоставления:
Фул и Тиглат-Пилесер, Хавор и река Гозар вряд ли отличаются друг
от друга, а Иоафам и Иеровоам представляют такой невозможный синхронизм,
что даже адвокаты книги Хроник утверждают, будто тут нет никакого
синхронизма *). Заставляют подумать
также агаряне и итуреи, вместо, быть может, моавитян и аммонитян,
и точно также географические указания: Гад жил в Васане, а Манасия
около Ливана и по Ливану. Что касается до собственных имен родов
и глав поколоти, то они во всяком случай ускользают от нашей критики;
впрочем, выражения схемы, в которой они стоят
*) Конечно, при этом они не принимают в расчет Ос. I, и и не указывают, какое касательство Иоафам хадейский имел КО ВСЕМ этим событиям.
- 187
(мужи славные, главы домов и поколений их; вот список поколений
их), свойственны жреческому кодексу и кн. Хроник, а рядом с древними
и засвидетельствованными в других источниках именами встречаются
имена новейшей чеканки, напр., Елиил, Есдриил, Одуия, Иелиил (5,
24).
Галилейские племена не отнимают много места во введении, но в
остальных частях кн. Хроник им удалено больше внимание, в особенности
в I Хрон., XII, 32 - 34, 40 и во II Хрон. XXX, 10, 11, 18: напрашивается
предположение, особенно по отношению к последнему месту, что оно
отражает в себе позднейшую иудаизацию Галилеи ). Иссахар насчитывал
будто бы во времена Давида 87000 мужчин ("число их по
поколениям их и по родам их", ср. VII, 1 - 5); из Завулона
и Неффалима будто бы пришло к Давиду в Хеврон также ровно 87000
мужей, чтобы помазать его и три дня пировать у него; впрочем хронист
заботливо прибавляет, что съестные припасы они принесли с собою
(12,40). Настоящему ядру Израиля, Манассии и Ефрему, совсем не
посчастливилось в сравнении с Симеоном, Рувимом, Гадом, Иссахаром,
Асиром (VII, 14 - 29) - это очень подозрительный признак. Список
поколений Манассии представляет из себя новую искусственную композицию
из завалявшегося материала, собранного отовсюду 121). По отношению
к Ефрему дана только длинная и бессодержательная генеалогия, начинающаяся
с 20 - 21 стиха и продолжающаяся в стихе 25; в ней повторяются
все одни и те же имена (Фахав, Фахан, Елаад, Ладдан, Софелах,
Фелах), и она доводится до своей цели, Иисуса Навина, по отношению
к которому древнейшие источники знают только его отца Навина.
В генеалогии проникло странное известие об избиении сынов Ефрема,
жителями Гефа (I Сам. 4?) Это известие, по господствующему мнению,
должно быть очень древним. Впрочем надо считать очень древним
также замечание IV, 9 (и VIII, 6 - 7), так как оно очевидно имеет
связь с замечанием о расцвете книжнических школ, находившихся
будто бы в Иависе (2, 55).
Книга Хроник везде предполагает, что Израиль в течение всей царской
эпохи сохранял организацию двенадцати колен (гл. 2 - 9, гл. 12,
гл. 27); как известно, хотя бы из I Цар. 4, это предположение
построено на ложном основании. Далее, статистические склонности
позднейшего иудаизма хронист перенес на древнейшую эпоху, которой
всего менее была свойственна страсть к переписям и исчислениям.
Наперекор известному рассказу
- 188 -
II Сам. 24, в рассказе о Давиде книга Хроник постоянно повторяет
переписи и духовных и светских колен; то же самое происходило
будто при преемниках Давида, как это иногда определенно говорится;
в других случаях о переписях можно заключить из точных сообщении
о численности людей, способных носить орудие. При этом хронист
всегда дает самые неимоверные цифры, которые однако заимствованы,
будто бы, из первоисточника и определены по умеренному подсчету.
Следовательно, статистические таблицы книг Хроник, поскольку они
касаются древнейшей допленной эпохи, представляют из себя искусственные
композиции. Можно доказать, и ниже мы попытаемся это сделать,
что для составления этих таблиц хронист использовал некоторые
элементы, основывающееся на традиции, но, конечно, столько же
элементов было им вымышлено, а связь между ними, которая всего
важнее для хрониста, ведет свое происхождение из позднейшей эпохи,
как показывает ее форма и содержание. Искать в Книге Хроник исторического
знания древнеизраильских отношений все равно, что стараться подслушать,
как растет трава.
2. Что касается до Иуды и Вениамина и, до известной степени,
Левия, то с ними обстоит дело совершенно иначе, чем с погибшими
десятью коленами, о которых до сих пор шла речь. Можно думать,
что в этом пункте с древностью связана живая этногенеологическая
традиция современной хронисту эпохи. Однако, при ближайшем рассмотрении
оказывается, что большая часть сообщений хрониста относительно
Иуды, Вениамина и Левия относится к послепленной эпохе, а немногие
фрагменты, заходящие несколько глубже, вплетены в ткань, в общем,
очень позднего происхождения. Читателя больше всего поражает,
что список старейшин народа, живших в Иерусалиме (IX, 4 - 17)
попросту тождествен со списком кн. Неемии (XI, 3 - 19). Можно
было бы ожидать, что в этом месте, представляющем из себя введение
к истории царей (гл. 10 и след.), мы уж никак не услышим ничего
об отношениях общины второго храма, но наш автор думает привлечь
именно эти отношения для освещения отношению древнего Иерусалима.
Ему ничего не стоит перескочить от Давида к Неемии, различия во
времени ему неизвестно. Берто доказал связь с послепленной эпохой
также главы VIII, где дается подробное перечисение родов Вениамина
и особо отмечаются те из них, которые жили в столице; интересно,
что в позднейшем Иерусалиме была многочисленная фамилия, выводившая
свое начало от Саула и основывавшая свои притязания на длинном
родословном древе (VIII 33 - 40) 22). Несомненно, что такой метод
не располагает к
- 189 -
благоприятному суждении относительно древности другого списка
сынов Вениамина (VII 6 - 11); достаточно обратить внимание хотя
бы только на чисто Иудейские термины в стихах 7, 9, ни, на имена
вроде Елионея и на стоящие здесь цифры (22034+20200+17200=59434
воина), чтобы окончательно усомниться в предполагаемом происхождении
этого списка из недошедшего до нас источника.
Наибольшую историческую ценность имеют списки, относящееся к колену
Иуды (II, 1 - IV, 23). Надо только исключить генеалогии Давидидов
(гл. III), которая имеет интерес лишь начиная с Зоровавеля 123),
а в остальном содержит в высшей степени беспорядочную композиции
материала, дошедшего до нас из древнейших исторических книг канона
и из Иеремии. Первые четыре сына Давида из числа родившихся в
Иерусалиме, по мнений хрониста, все были от Вирсавии, а другие
семь, на основании испорченного текста II Сам. 5, 16, превращены
в девять, Из сыновей Иосии Иоахаз различается от Саллума и превращен
в первенца, так как он первый наследовал отцу: между тем в действительности
старше его был Иоаким (II Цар. XXIII 36, 31); Седекия, брат Иоакима,
выдается за сына Иехонии сына Иоакима, так как Седекия был преемником
Иехонии, преемника Иоакима. То же самое мы встречаем в Книге Даниила,
но ее сообщениям комментаторы не дают веры, так как по образу
друзей Иова считают необходимым принимать сторону бога. Но всякий,
имеющий очи, чтобы видеть, может признать некоторую ценность лишь
за двумя большими списками поколений Иуды, гл. 2 и гл. 4. Но и
там соединены вместе самые разнородные элементы, и плевелы смешаны
с пшеницей *).
II глава (за исключением введения 1 - 8 ст.) дает список сынов
Есерона, клана, который в эпоху Давида еще не вполне слился с
иудой, но уже тогда составлял настоящую силу этого колена и позднее
совершенно с ними слился. Из списка выступает следующая схема:
"Сыновья Есерона Ирамеил и Халев (ст. 9). и сыны Ирамеила,
первенца Есерона были (ст. 25)... это были сыны Ирамеила (ст.
33). и сыны Халева, брата Ирамеила были (ст. 42)... Это были сыны
Халева (ст. 50)". Все, что лежит в пределах указанных формул
и связано с ними (ср. в последнем отношению "Ирамеил, первенец
Есерона" Халев, брат Ирамеил) по содержанию выделяется из
всего остального: это зерно всего списка и относится к допленной
эпохе. На это
- 190 -
указывает уже необычное для хрониста выражение и были (25, 33,
50). Кроме того, по отношению к Халеву важен положительный факт,
что города, упоминающееся в стихе 42 - 49, все лежали около Хеврона,
в южной Иудейской степи, где в послепленную эпоху жили идумеи;
с другой стороны, по отношению к Ирамеилу важен отрицательный
факт, что при перечислении его поколений вообще не упоминается
ни один город, быть может за исключением Моила (ст. 29), на самом
юге. Это ядро обросло целым рядом послепленных добавлений). Важнее
всего прибавления к родословной Халева, часть которых находится
в начале (ст. 18 - 24), а другая часть присоединена к концу (ст.
50 - 55). В этих прибавлениях Халев является уже не на самом юге
Иуды рядом с Ирамеилом, где он сидел до плена (I Сам. XXV, 3 XXVII,
10, XXX, 14, 29); халевитские роды, все, происходящие от его сына
Ора, населяют Вифлеем, Кариаф-Иарим, Сараф, Есфаам и другие города,
лежащие на севере и упоминаемые в книгах Ездры и Неемии. Следовательно,
халевиты вследствие плена покинули прежние места жительства, а
по возвращении заняли другие; в стихе 19 этот факт изображен иносказательно
таким образом: у Халева умерла первая его жена Газува, дочь Елиофа
(De-serta filia Nomadum) и тогда он взял себе другую, Ефрафу,
от которой у него родился Ор. - Ефраф это название страны, где
лежали Вифлеем, Кариаф-Иарим и собственно является параллельною
формою имени Ефрем, как показывает имя ephrathi. Кроме этих добавлений,
к родословиям Халева и Ирамеила прибавлена его генеалогия Давида
ст. 10 - 12. Книга Самуила знает только отца Давида, Иессея, между
тем как родословие Саула, напротив, прослежено гораздо глубже;
у хрониста не было никаких оснований опустить генеалогию Давида,
раз у него были средства для ее составления. Как в книги Руфь,
родословие Давида от Иессея возводится в Воосу, Овиду и Салмону.
Салмон - отец Вифлеема (2, 54), отсюда и отец Давида. Но Салмон
есть отец Вифлеема и соседних с ним городов и посадов, существовавших
после плена; он принадлежал к Халеву через Ора 125). Однако, наверно
мы знаем только то, что в древности халевиты жили на юге, а не
на севере Иуды, и что, в частности, Давид по рождении принадлежал
не к ним, но, скорее, к другой части Иуды, которая тяготела к
собственно Израилю и была теснейшим образом связана с Вениамином.
Что касается до трех первых членов генеалогии, то Наасон и Аминадав
в жреческом кодексе является Иудейскими князьями, которые там
не раз выставляются в качестве родоначальников своих потомков;
но Арран - это первенец первенца Есерона (ст. 25) и,
- 191 -
подобно Авраму, был признан пригодным для исходного пункта княжеской
линии, благодаря значении своего имени (высокий).
Таким образом, в гл. II мы натыкаемся действительно на древнее
и восходящее к хорошей традиции ядро, которое, конечно, удержалось
только благодаря позднейшим добавлениям; напротив, совершенно
независимый от II, 1 - 8 и параллельный список IV, 1 - 23, характеризуется
целым рядом ясных признаков, свидетельствующих, что он является
поздней композицией, продиктованной послепленными отношениями;
туда также могли попасть древнейшие элементы, но их нельзя отличить
с достаточной достоверностью 126).
Само собою понятно,
что подробнее всего трактуется Левий (I Хрон., V, 27 - VI, 66;
IX, 10 и сл.; XV - XVI, XXIII - XXVII и т. д.). Мы знаем, что
это духовное племя искусственного происхождения, а его иерархическое
расчленение, как оно изображено в жреческом кодексе, является
следствием централизации культа в Иерусалиме. Кроме того, выше
мы указывали, что в историческом изображении книги Хроник наиболее
поразительно стремление заставить Ааронидов и левитов играть ту
роль, на которую они имеют право по жреческому кодексу, повсюду,
где они не упоминаются в древнейших исторических книгах канона.
Кн. Хроник непосредственно примыкает к жреческому закону и в известном
отношении развивает его; укажем, напр., на то, что в новелле к
жреческому кодексу Моисей определяет начало левитской службы,
начинавшейся обычно на тридцатом году от роду, двадцать пятым
годом (Числ, 4, 3 и сл., 8, 23 и сл.), а в кн. Хроник Давид уменьшает
тридцатилетий возраст еще больше, до 20 лёт (I Хрон., XXIII, 3,
XXIV); процесс до известной степени еще в ходу, и организация
культа в храме, созданная Давидом, является продолжением богослужения
скинии собрания , основанного Моисеем. Поскольку статистические
данные о клире восходят к действительным отношениям, это действительность,
современная эпохе после длена. Уже давно выражалось удивление,
сколько лиц, выступающих в кн. Хроник при Давиде и его преемниках
(напр., Асаф, Еман, Идифун), носят имена, одинаковые с фамилиями
или сословиями позднейшей эпохи, и насколько то и другое постоянно
совпадает, так что трудно решить, означает ли выражение "глава"
отдельное лицо или поколение. Но так как хронист хочёт изобразить
не свою собственную, а древнюю эпоху, то он не придерживается
строго статистики своей современности и предоставляет широкий
простор своей фантазии: вследствие этого, несмотря на многочисленные
и по внешности точные данные, все таки мы не получаем определенной
картины
- 192 -
организации клира, расположения родов и поколоти и распределения
должностей; напротив, все запутано в клубки противоречий. Аведдар,
Идифун, Саломиф, Корей, поставлены в различные соединения, принадлежат
то к одному, то к другому отделению левитов и облечены то одной
то другой должностью. Конечно, комментаторы скоро находят средство
спасения: различают одинаковые имена и отожествляют разные.
Можно указать на некоторые характеристические детали. Названия
шести классов левитов (Giddaltht, W'romamtht-'Ezer, Joschebkascha,
Mallotht, Hothir, Mahazioth (25, 4) - это ОТДЕЛЬНЫЕ части целого
предложения: "я оказал великую /и славную/ помощь тому/,
кто находился в нужде, /пророчества/ говорил во множестве".
Страж или певец Аведдар, который будто бы служил при Давид и Амасии,
никто иной, как военноначальник, которому Давид в течение трех
месяцев доверял охрану ковчега, филистимлянин из Гефа. Самым прозрачным
образом составлены родословные певцов, в особенности родословная
Емана (VIII 7 - 12 = ст. 18 - 23). Кроме генеалогических указаний
Исхода, VI, 16 - 19 здесь преимущественно использованы данные
о фамилии Самуила (I Сам. I, и, VIII, 2), который, конечно, должен
был быть левитского происхождения, так как мать посвятила его
на службу в святилище. Еман, сын Иоила, сын Самуила, сын Елканы,
сын Иереама, сын Елиила, и сын Суфа; но родословная заключается
не Ефремом, как I Сам. 1, так как Еман должен быть возведен к
Левий; однако, Суф - это название местности в Ефрем, а Фиэ - название
ефремова рода (VII, 20). Другие отдельные элементы этой генеалогии
более или менее часто повторяются, Елкана, напр.. в общем четыре
раза; один раз он встречается уже в Ис. 24, Ггде он заимствован,
несомненно, также из I Сам. Но лучше всего то, что наперекор намерению
хрониста доказать при помощи генеалогии левитское происхождение
певческих цехов, тут же рядом находится замечание, что Еман и
Ефан происходят через Зару и Фареса от Иуды. Толкователям, старающимся
дифференцировать одинаковые имена, правда, помогает незнание того
обстоятельства, что еще во времена Неемии певцы не считались левитами;
но их окончательно сбивает одноименность не только сыновей, но
и отцов (Пс. 88, 1; 89, 1. Эвальд III, 380 и след.). В действительности,
конечно, эти музыканты второго храма не происходят ни от Левия,
ни от сынов Мала (I Цар. 5, 11); от последних, самое большее,
заимствованы их имена. Повсюду мы встречаем такие искусственный
имена левитов. Один называется Иссахар; не следует удивляться,
если мы встретим какого нибудь Неффалима
- 193 -
или Иуду, сына Иакова. Идифун, собственно, есть обозначение напева
(пс. 31, 1; 62, 1; 77, 1), а отсюда обозначение хора, употреблявшего
этот напев*). В особенности интересны некоторые языческие имена
напр., Генадад (милостивый дар Гадада), и многие другие, которые
первоначально были родными именами гиеродулов (Неем. 7, 46 и след.),
а впоследствии, несомненно, вместе с должностью перешли к левитам.
Что касается жрецов, многие из которых известны по именам из всех
времен истории Израиля, то дело обстоит с ними не лучше, чем с
левитами, если известия о них не заимствованы из кн. Самуила и
Царей. В частности, 24 класса жрецов - это учреждение не царя
Давида, но послепленной эпохи. Гитциг (Hitzig) замечает к Иезек.
8, 16, что двадцать пять мужей, которые стоят между храмом и жертвенником,
обратив лицо к востоку и молясь солнцу, означают старейшин 24
классов жрецов с первосвященником во главе (так как никто, кроме
них, не имел права стоять между храмом и жертвенником во внутреннем
дворе. Это замечание характерно для самого Гитцига и для всей
блаженной памяти историко-критической школы, которая постоянно
изощряла свое остроумие по поводу отдельных случаев, но не имела
времени подумать о фактах в их общей связи; она без знаний держалась
общей традиционной концепции и только ради удовольствия позволяла
себе иногда побаловаться ересью. Можно подумать, что когда Гитциг
комментировал Иезек. VIII, он не читал Иезекииля 43, 7 и сл.,
44, 6 и сл., ибо из этих мест самым недвусмысленным образом обнаруживается,
что в допленную эпоху было совершенно неизвестно позднейшее обособление
святыни от мирян. Список 22 первосвященников (I Хроник, V, 29-41)
яснее всего показывает нам, много ли книга Хроник знала о допленном
жречестве. Начиная с 9 и кончая 18 членом ряд гласит: Амария,
Ахитов, Садок, Ахимаас, Азария, Иоанан, Азария, Амария, Ахитов,
Садок. Из пяти первых Азария был братом, а не сыном Ахимааса,
а последний, по-видимому, не был жрецом (I Цар. 4. 2); Ахитов,
по книге Хроник отец Садока, был, наоборот, дедом соперника последнего,
Авиафара из фамилии Илии (I Сам. XIV 3, XXII 20); вся знаменитая
в старину линия Илии: Финеес, Ахитов, Ахимелех, Авиафар, - которая
со времени судей еще при Давиде владела жречеством при ковчеге,
навеки умолкла, и только при Соломоне I Цар. 2, 35 на место этой
оттесненной линии становится Садок, который изображается жрецом,
обладающим верховным
___________________________
*) Иначе думает Lagarde, Nominalbildung,
стр. 121
- 194 -
жречеством со времени Моисея. Четыре последних имени вышеприведенного
списка являются простым повторением первых. В книгах Царей мы
не встречаем вторых Азарию, Амарию, Ахитова и Садока; напротив,
в то время, когда они должны были служить, упомянуты другие верховные
жрецы, Иодай и Урия, которые в списки книги Хроник отсутствуют.
Но нельзя вследствие пропуска Иодая и Урш. объявлять список неполным.
По иудейской хронологии древняя история делится на два периода
по 480 лет: первый считается от исхода из Египта до построения
храма, а второй от построения храма до основания теократии второго
храма. 480 лет - это 12 поколений по 40 лет; и I Хроник, V, считает
12 первосвященников в течение времени, пока не было храма, и затем
еще 11 до плена, т.е., включая плен, 12 поколений. Следовательно,
нечего ломать копья из за исторической ценности генеалогии первосвященников.
Но если книга Хроник ничего не знает о знатных фамилиях жрецов
древнейшей эпохи, то, конечно, не приходится верить ее сообщении
об обыкновенных жрецах.
3. Итак, не может быть и речи о том, что в книге Хроник
мы можем найти традицию из допленной эпохи: ее нет ни в I Хроник,
1-9, ни в I Хроник, 10-II Хроник, 36. Еще в 1806 г. это убедительным
образом доказал де Ветте, которому было тогда всего 26 лет. Но
с тех пор не один Сизиф из богословов пытался вкатить камен опять
на гору до половины вышины, или до вершины; в частности, особенно
успешно это проделывал Моверс, который всякому здравомыслящему
критику кажется немного тронувшимся. Этот ученый спутал вопрос
об исторической ценности известий книги Хроник, доступных нашему
контролю, с вопросом о мнимых источниках, на основании которых
книга Хроник отклоняется от древнейших исторических книг канона.
Напрасно де Ветте наперед протестовал против такого метода: возможно
и допустимо, что книга Хроник в вариантах и противоречиях следует
своим более древним предшественникам, но вопрос остается все время
один и тот же, именно, как объясняется общее различие концепции
в целом и целый ряд мелких отклонений. Гипотеза об источниках,
как ее защищал ранее Моверса Эйхгорн, неспособна разрешить этот
вопрос, и поэтому при критическом сравнении той и другой реляции
ветхозаветной традиции и при оценки их исторического характера
надо держаться того, что перед ними находится. (Beitrage, I, стр.
24, 29, 38). Эти тезисы были слишком просты для такой богатой
духом эпохи; Моверс импонировал, тем более, что он не был настолько
наивен, чтобы опираться
- 195-
на "аутентичные" документы в роде письма Хирама или
Илии, но относился к тексту весьма критически. В настоящее время,
конечно, Дилльманн также признает, что "хронист везде, работал
по источникам и не может быть речи о том, чтобы он намеренно выдумывал
или искажал историю (Herzogs Real. Encycl., II1, стр. 693, III2,
стр. 223) и с высоты науки автор 5 части Biblischer Kommentar
uber A.T. (Кейль) взирает сострадательно на К. Графа, "который
так отстал от современных точек зрения ветхозаветной науки, что
попытался восстановить взгляды де Ветте"; и для того, чтобы
поставить кн. Хроник исключительно на собственные ноги, наравне
с книгами Самуила и Царей, он (Кейль) отрицает вообще зависимость
кн. Хроник от последних и допускает, что хронист пользовался другими
самостоятельными источниками даже там, где он буквально списывает
книги Самуила и Царей. Это совершенно ненужное "научное"
преувеличение, так как напр., молитву Соломона и res gestac автор
кн. Царей написал сам, и хронист, прямо или косвенно, мог заимствовать
их только из сочинения последнего.
В ответ на все указанные попытки здесь можно только повторить
еще раз то, что сказал де Ветте. Может быть, что кн. Хроник набрасывает
свое изображение древнего Израиля, совершенно несходное и по краскам
и по способу письма с подлинной традицией, не исключительно на
свой страх и риск. Но это ни на йоту не меняет исторического характера
изображений кн. Хроник; разница будет только в том, что кн. Хроник
будет делить этот характер со своими так называемыми источниками.
Вторая Маккавейская книга и многие другие произведения подобного
же рода также пользовались источниками; но разве это обстоятельство
увеличивает историческую ценность их сообщений? Историческая ценность
должна определяться содержанием сообщений, которое может быть
оценено не на основании погибших первоначальных источников, но
только на основании сохранившихся литературных продуктов вторичной
формации. Все сводится к оценке доброкачественности исторического
материала - и мы уже видели, какие результаты такая оценка дает.
Все без исключения изменения и дополнения книги Хроник проистекают
из одного и того же источника: это юдаизация прошлого, в которой
иной раз даже эпигоны не могут узнать своего идеала. Закон и иерократия,
наконец, deus ex machina, как единственный фактор, действующий
в священной истории, не могли быть найдены в традиции, там их
не было, и поэтому они были туда добавлены. Если пропуски объясняются
"из плана", то почему нельзя таким же образом объяснить
прибавления? Эвальд (Jahrbb., X, 361) с
- 196 -
раздражением говорит о том мнении, что рассказ о пленении Манассии
покоится на Иудейской догматике: "это никуда негодная идея
и в то же время большая несправедливость по отношению к библейской
Хронике"; но раздражение Эвальда напоминает достопамятные
слова Бернгарда Шефера об Екклезиасте Соломона: господь бог не
нуждался в лжеце, чтобы написать каноническую книгу. Но что говорит
Эвальд по поводу рассказов кн. Даниила или Ионы? Почему переделку
истории Манассии надо оценивать иначе, чем переделку истории Ахаза,
столь же смелую, и все прочие аналогичные примеры, приведенные
на стр. 176 и след.? Какое вообще право мы имеем считать хрониста
в отдельном случае по нашему выбору рассказчиком вне всяких подозрений,
если его недостоверность столько раз была доказана? Нельзя доверять
его свидетельству по меньшей мере там, где ясна связь с "планом";
но в то же время надо помнить, что такая связь встречается много
чаще, чем можем ее заметить мы и в особенности слепые между нами.
Правда, возможно, что кое где в сору попадется и хорошее зерно,
но если мы хотим быть добросовестными, то мы должны отказаться
от возможных исключений и предпочесть вероятность общего правила,
ведь, очень легко ошибиться при выделении здоровой частицы из
отравленного целого. К сообщению II Сам., 5, 9: "и Давид
жил в замке и назвал его городом Давида и обстроил его кругом
стеной", в I Хрон. XI, 8 находится прибавление: "а
Иоав восстановил остаток города (Иерусалима)". Эта заметка
не внушает подозрений и встречает всеобщее доверие. Но слово haja
вместо bana (строить) доказываешь молодость этой прибавки, а при
ближайшем исследовании оказывается, что новый город возник только
после Давида, следовательно, Иоав не мог вновь построить его;
интерес к Иоаву объясняется из Неем. VII, 11. Не раз высказывался
взгляд, что сообщения подобного рода основаны на лучшем тексте
книг Самуила и Царей, который лег в основу кн. Хроник; во всяком
случае, это еще самая допустимая форма, в которой такие данные
могут быть введены. Но критики текста, участвовавшие в Exegetisches
Handbuch, слишком конгениальны с хронистом и всегда обеими руками
хватаются за его поддельные жемчужины, сделанные из простого стекла,
и за родственные явления в переводе LXX.
Надо признать правильным взгляд, что кн. Хроник обязана своим
происхождением не произволу отдельного лица, но общему направлению
эпохи. Она есть необходимый продукт убеждения, что моисеев закон
является исходным пунктом израильской истории, и что в последней
действовала игра священных сил, не
- 197 -
имеющая себе подобных; это убеждение должно было привести к полнейшему
преобразованию древней традиции. Исходя из такого же предположения,
человек вроде К.Ф. Кейля мог бы еще в наши дни написать Хронику,
если бы ее не было. С этой точки зрения, ради оценки кн. Хроник,
как типичной книжнической концепции истории, вопрос о "источниках"
кн. Хроник важен и интересен. Указания на разного рода произведения,
из которых читатель может узнать подробности, обычно даются хронистом
в заключение обзора царствования каждого царя, кроме Иорама, Охозии,
Гофолии, Амона, Иоахаза, Иоахина и Седекии. Заглавия, которые
здесь указываются, можно разделить на две группы: а) книга царей
Израиля и Иуды или Иуды и Израиля (при Асе, Амасии, Иофаме, Ахазе,
Иосии и Иоакиме), с которой тождественна книга царей Израиля (Иосафат,
Манассия), так как дело идет здесь только об Иуде; б) слова Самуила-прозорливца,
Нафана-пророка и Гада-провидца (Давид I Хрон. 29, 29, ср. 27,
24; Сирах 46, 13; 47, 1); слова Нафана пророка, пророчества Ахии
из Силома и видения Иоиля-провидца о Иеровоаме сыне Навата (при
Соломоне, II Хрон. 9, 29); слова Самеи пророка и Иоиля провидца
(Ровоам, 12, 15); слова Ииуя, сына Анани, которые внесены в книгу
царей израилевых (Иосафат 20, 34), книга Исайи пророка (Озия,
26, 22), точнее обозначенная, как видение пророка Исайи, сына
Амоса в Книге Царей Иуды и Израиля (Езекия, 32, 32); олова прозорливцев
в истории царей Израилевых (Манассия 33, 18, ср. также стих 19).
По примеру Моверса, Берто и другие доказывали правильность старинного
предположения, напр., Carpzov`а что эти разнообразные цитаты обозначают
всегда одну и ту же книгу или по ее общему заглавию или по обычным
заглавиям ее отделов 127) Берто обращает внимание на то, что обыкновенно
встречается или та или другая ссылка, а если в виде исключения
встречаются сразу две, то всегда пророческое произведение обозначается,
как часть истории царей (XX, 34, XXXII, 32 и в общей форме 33,
18). Особое название отдельных отрывков (в такую эпоху, когда
не было еще известно разделение на главы и стихи), 128) объясняется
тем взглядом, что каждый период священной истории находился под
руководством особого пророка (иврит), см. Contra Apion. 1, 41),
а этот взгляд в свою очередь внушает мысль, что каждый пророк
сам описывал истории своего периода. Очевидно, таково происхождение
названия prophetae priores, которое в Иудейском каноне присвоено
книгам Иисуса Навина, Судей, Самуила и Царей; отсюда ясно, как
мы должны смотреть на перенесение рассказа II Цар. 18 и след.
в книгу пророка Исайи. Тогда требования к
- 198 -
истории были невелики, и было нетрудно найти для каждого отрывка
пророка 'понима, Ииуй, сын Анани, северный израелит, живший в
эпоху Ваасы, должен был расплатиться за Асу и за Иосафата. Иоиль-провидец,
говоривший против Иеровоама, сына Навата - это анонимный пророк
I Цар. 13 (Jos. Ant. 8, 231. Hieron примеч. к Захар. 1, 1); тогда
умели даже приводить имена жен Каина и допотопных патриархов.
Что касается до ближайшего определения книги царей, цитируемой
в Книге Хроник, то суммарная обработка царских записей Израиля
и Иуды могла быть произведена только после прекращения рядов царей
Израиля и Иуды, т.е. только в эпоху вавилонского плена. Действительно,
в эпоху плена вавилонского произошла каноническая книга Царей,
автор которой впервые обработал летописи Израиля и летописи Иуды.
По крайней мере, он ссылается на те и другие в отдельности и не
знает еще их боле древнего соединения. Поэтому, скорее всего можно
было бы предположить, что упоминаемое в книги Хроник произведение
есть именно наша каноническая книга, одинаковая по названию и
соответствующая по содержанию. Но это предположение не годится,
так как в труде, который имел перед собою хронист, были сообщения,
которых мы не встречаем в канонической Книге Царей, напр. перепись
родов и численности всего Израиля (I Хр. 9, 1), по образцу первых
9 глав книги Хроник (эти главы, вероятно, но большей части были
заимствованы из источника книги Хроник), и молитва Манассии (II
Хрон. 39, 19). Обе эти даты, а также характер остальных известий,
которые можно считать заимствованными из этого источника, дают
право заключить, что цитированная в Книге Хроник книга царей есть
позднейшее изделие, далеко отстоящее от подлинной традиции; по
отношению к канонической Книге Царей оно является апокрифом, украшающим
и расширяющим последнюю по тому методу, при помощи которого книжники
трактовали священную историю. Этот вывод, вытекающий из содержания,
подкрепляется важным положительным указанием, именно II Хроник
24, 27 упоминает мидраш *) книги царей, а в 13, 32 - мидраш пророка
Иоиля. Без сомнения, Эвальд был прав, находя, что именно таково
было заглавие того произведения, которое в других местах названо
просто книгой царей. Конечно, само собою понятно, что комментаторы
утверждают, будто слово мидраш, вкравшееся в Библию только в этих
двух местах, означает здесь нечто совсем другое, чем
_________________________________________-
*) так называются талмудические комментарии
к тексту библейских книг (Переводчик).
- 199 -
обыкновенно; но настоящее значение этого слова подходит отлично,
и к тому же вместе с книгой Хроник мы попадаем в эпоху книжников
(I Хрон. 2, 55). Мидраш - это продукт возведения в ранг святыни
реликвий прошлого, совершенно своеобразное воскрешение мертвых
костей искусственным и преимущественно книжным путем, как показывает
пристрастие к спискам имен и чисел. Как плющ, мидраш обвивает
отмерший ствол, окружая его чуждой ему жизнью, смешивает старое
и новое в какое то странное соединение. Модернизация традиции
свидетельствует о том высоком значении, которое ей придается;
но при этом традиция перетолковывается самым произвольным образом,
коверкается и сплавляется с чужеродными дополнениями. Такими же
отражениями современности в прошедшем являются книги Ионы, Даниила
и множество апокрифов (II Мак. 2, 13); молитва Манассии, сохранившаяся
в настоящее время только по-гречески, как предполагает Эвальд,
по-видимому, действительно была заимствована прямо из той книги,
которая упомянута во II Хрон. 33, 19. В этой то среде, в которой
вращается все иудейство, произошла также и книга Хроник, и безразлично,
скажем ли мы "книга Хроник", или "мидраш книги
Царей" - это дети одной и той же матери, их невозможно различать
ни по духу, ни по языку, в то время как отрывки, буквально удержавшиеся
из канонической книги Царей, наоборот, сразу выделяются и в том
и в другом отношению.
______________
Источник - отсканированный оригинал текста см. Сайт
ОК документ pdf, 41 мегабайт
| Адрес почты редактора: s t o p a n g i n @ r a m b l e r . r u Юрий Клименковский |